Больше, чем любовь.Екатерина Гельцер и Густав фон Маннергейм
Роман прославленной балерины с генералом русской армии, будущим президентом Финляндии. В 1924 году барон последний раз тайно приехал в Россию, чтобы обвенчаться с любимой, но забрать Екатерину Гельцер с собой в Финляндию ему не удалось.
Жизнь свою профессиональный военный Карл Густав Маннергейм прожил по-старомодному честно и по-старомодному красиво. Но есть в ней несколько эпизодов, просто вызывающих восторг. В январе 1924 года генерал Маннергейм, уже глава независимой Финляндии, уже объявленный в Советской России «кровавым белогвардейским палачом», тайком приезжает в Москву. Он стоит в многочасовой очереди на морозе, чтобы войти в только что воздвигнутый мавзолей Ленина на Красной площади и почтить память человека, подписавшего декрет о независимости Финляндии. Жест, достойный какого-нибудь средневекового Дон-Кихота, но совсем не прагматичного политического деятеля двадцатого века. Так и хочется сказать словами Паниковского из «Золотого теленка»: «Сразу видно человека с раньшего времени. Таких теперь уже нету и скоро совсем не будет».
Но и это не все. В том же январе перед отъездом в Финляндию Карл Густав Маннергейм обвенчался со своей давно любимой женщиной, балериной Екатериной Гельцер. Венчал их, кстати, опальный патриарх Тихон. Общий сын Маннергейма и Гельцер, Эмиль, был уже за границей. Мать вывезла его в Швейцарию в 1909 году, когда поехала на гастроли в Париж. С тех пор мать и сын больше не встретились. Да и повенчанные муж с женой тоже расстались навсегда, хотя прожили потом достаточно. Об этом событии наверняка знало ОГПУ, НКВД и т.д.
Может быть, Сталин надеялся, что Маннергейм будет уступчивее, зная, что судьба жены находится в руках вождя. Но тот упрямо гнул свою линию и по-прежнему защищал независимость своей страны, хотя принял все меры, чтобы надежно укрыть от возможных советских агентов своего сына Эмиля, а позже и внука. Товарищ Сталин, прагматичный политик двадцатого века, по-видимому понял, что этого «средневекового Дон-Кихота» Маннергейма на любимую женщину не «поймать», и потому не стал затягивать петлю на шее балерины. Екатерина Гельцер как была, так и оставалась до конца жизни примой Большого театра. Ее так и не тронули, хотя периодически устраивали мелкие пакости.
