Эдгар Аллан ПоСтихотворения
Сторона I — 23.49
Ворон. 1842
Перевод М. Зенкевича
Молчание» 1840
Перевод К. Бальмонта
Улялюм, баллада. 1847
К М.. Л. Ш. («Еще недавно автор этих строк…»). 1848 Перевод В. Топорова
Сновиденье в сновиденье. 1849
Перевод М. Квятковской
Аннабель Ли. 1849
Перевод К. Бальмонта
Читает А. Пономарев
Сторона 2
«Счастливый день...» 1827
Перевод Т. Гнедич
Сонет к науке. 1829
Спящая 1831
Перевод А. Эппеля
Колизей 1833
Перевод А.Архипова
Червь-победитель. 1843
Перевод. В. Брюсова
Эльдорадо. 1848
Сонет к моей матери 1849
Перевод В.Топоркова
Читает Д. Писаренко
С. Рахманинов
Колокола,
поэма для солистов, хора и оркестра на слова Эдгара По (перевод К. Бальмонта), соч. 35, фрагмент ( I ч.)
Исполняет Государственная республиканская академическая русская хоровая капелла им. А. Юрлова
Солист — А. Масленников
Государственный академический симфонический оркестр СССР Дирижер Е. Светланов
Составитель и режиссер А. Николаев
ЭДГАР ПО И ЕГО ПОЭЗИЯ
Эдгар Аллан По {1809 — J849) принадлежал к тем, кому до¬велось опередить свое время. Судьбы таких людей почти всегда складываются нелегко, иногда — трагически. Так было и с ним. Первый великий поэт Соединенных Штатов Америки прожил не¬долгую жизнь, исполненную невзгод и лишений. Трагическое зву¬чание его лучших стихов и новелл было в избыточной мере обеспечено «золотым запасом» страданий, выпавших ему на долю.
Первым из несчастий, обрушившихся на Эдгара По, было си¬ротство. Сын странствующих актеров, он в трехлетнем возрасте лишился родителей и попал на воспитание в чужую семью, глава которой, сравнительно преуспевающий коммерсант, относился к приемному сыну все недоверчивей и враждебней. Артистические — в самом широком смысле — устремления юноши не находили ино¬го ответа в мещанском окружении, кроме постоянно нарастаю¬щей злобы. Не мудрено, что поэт спешил вырваться из не столько провинциального, сколько духовного захолустья.
Но учеба в Виргинском университете оказалась недолгой. Юно¬ша наделал долгов, а отчим отказался покрыть их. Пришлось идти в армию, а затем продолжать образование в Вест-Пойнте, американской военной академии. Однако учеба там обернулась — и закончилась — очередным скандалом: поэта изгнали из академии за нарушение дисциплины.
Вдохновленный примером великого Байрона, боровшегося за свободу Греции, Эдгар По решил примкнуть к участникам польско¬го восстания. Но и это сорвалось; соответствующее прошение не возымело у американских властей успеха. Литература сперва не снискала славы, а затем, когда слава пришла, не смогла обес¬печить мало-мальски сносного существования. Драмы в личной жизни подстерегали несколько ветреного, но способного на вели¬кую страсть поэта одна за другой — и самой страшной из них была смерть его юной жены Виргинии, значившей для него, по его собственному признанию («Жизнь дорога — Виргиния доро¬же»), бесконечно много. Смерть — при загадочных и до сих пор не выясненных обстоятельствах —- не столько положила конец, сколько дала новый толчок сплетням и пересудам о поэте, граничившим порою с прямой клеветой, а то и переходившим в нее. Особенностью посмертной травли Эдгара По было то об¬стоятельство, что тон в ней задавали те, кого он при жизни числил в своих друзьях.
Запоздалые завистники и хулители отнюдь не стремились ума¬лить и принизить сделанное поэтом, недаром же именно они выступали издателями его сочинений. Их замысел был иезуитски тонок; не развеять славу По, а превратить ее в скандальную славу. И следует признать, что в достижении этой цели они добились немалого.
Творчество Эдгара По открыли миру французские символисты, и прежде всего Шарль Бодлер. «Проклятые поэты», по самоопре¬делению, они увидели в таинственном американце старшего собрата по духу. Причуды и экстравагантные выходки поэта, вызывавшие злобную насмешку у него на родине, оказались не в меньшей степени близки им, чем его причудливые и экстравагантные стихи и новеллы, отпугивавшие благонамеренных и трезво мыслящих американцев своей непривычностью. Символисты (сперва французские, а затем и русские) признали Эдгара По «своим», пожалуй, в большей степени, чем он таковым являлся. Ведь в жиз¬ни и творчестве позднего романтика По со всей очевидностью проявилось и европейским символистам не свойственное стремление «поверить алгеброй гармонию». Наряду с «готическими» рас¬сказами о призраках и колдунах, он писая и детективные (Эдгар По слывет основоположником жанра детектива), в которых сыщик Дюпен блистал интеллектом и пользовался, не называя его так, методом дедукции задолго до Шерлока Холмса. По писал и пси¬хологические новеллы (такие, например, как «Бочонок амонтильядо»), в которых каждое душевное движение героев, каждая реплика, каждый жест были выверены поистине с математической точностью. И даже стихи свои, пленяющие и современников, и потомков неповторимой магией слова и чувства, объявлял сконструированными, а не написанными по наитию. Правда, многие — и не без оснований — полагают, что известный трактат «Фило¬софия творчества», в котором шаг за шагом прослеживается процесс работы над знаменитым стихотворением «Ворон» и его генезис объясняется чисто логическими причинами, представляет со¬бой в известной мере мистификацию и что роль вдохновения умалена поэтом сознательно и из эпатажных целей. Пожалуй, в стихотворении «Эльдорадо» Эдгар По создал наиболее убедительный лирический автопортрет и со всей остротой вскрыл тра¬гическое противоречие между высокими стремлениями и земными заботами, обуревавшее его на протяжении всей недолгой жизни.
Новеллистика По читаема и любима в нашей стране. С его лирикой дело обстоит несколько сложнее, и, прежде всего из-за проблем перевода. Если есть на свете непереводимые поэты (а есть они или нет, мы не устаем спорить), то Эдгар По в их чис¬ле. Во всяком случае, в своих вершинных произведениях.
Поэтическое наследие По весьма невелико по объему: три юно¬шеские поэмы и около сорока стихотворений. Бессмертную славу снискали поэту поздние шедевры «Улялюм», «Эльдорадо», «Коло¬кола» (Положенные в русском переводе К. Бальмонта на музыку С. Рахманиновым) и, конечно же, «Ворон». Две темы — романти¬ческое устремление к Красоте и плач по ее неизбежному — в мире смертных — исчезновению — определяют содержание лирики По. Постоянные переклички между стихотворениями и автоповторы поэта лишь подчеркивают это обстоятельство. Новаторство По проявилось главным образом в поразительной и непревзойдённой инструментовке стихов, в их уникальной ритмике, в широте и дер¬зости словоупотребления, в парадоксальном сближении и сопряжении на первый взгляд несочетаемого. Эдгар По - не поэт чистой формы, но новаторство его особенно ярко проявилось именно в формальном отношении. Это крайне легко доказать: достаточно сравнить стиля Эдгара По с творениями его прямых предшест¬венников, поэтов английского романтизма, прежде всего Байрона и Шелли.
Но и углубленный психологизм лирики Эдгара По нашел широкий отклик и в поэзии символистов, и в творчестве многих поэ¬тов XX века. В русской поэзии музыка стихотворений великого американца отозвалась в проникновенных произведениях И. Анненского,
К. Бальмонта, А. Блока. Последний много размышлял об Эдгаре По и писал о нем с истинным пониманием личности, судьбы и творчества автора «Ворона», хотя, пожалуй, не¬сколько преувеличивал роль «дендизма» в образе поэта. Символи¬сты же первыми начали перелагать стихи Эдгара По на русский язык.
Задача эта, как уже отмечалось, крайне нелегкая. Эдгар По был одним из первых поэтов, решившихся на дерзкий языковой эксперимент. То, что сказано в его стихах, неотделимо и непредставимо в отрыве от того, как это сказано.
Разберем пример с «Вороном»: лирический герой стихотворения проводит ночь в одиноких ученых занятиях, пытаясь за ними забыть негаснущую тоску по умершей возлюбленной. В комнату влетает птица. Она неожиданно оказывается вещей, хотя умеет произносить всего одно слово: «Никогда». Ее появление сперва забавляет героя стихотворения, и он обращается к ворону со всякого рода вопросами. Но во всех его вопросах, то скрыто, то явственно, сквозит владеющая им печаль. И многократно повторенное слово «Никогда» становится все более и более зловещим ответом и повергает наконец вопрошающего в безраздельное и беспросветное отчаяние, от которого он надеялся ускользнуть. Вот что написано в стихотворении «Ворон». Но как это написано? Причудливый, завораживающий размер, строфы, насы¬щенные внутренними рифмами и звукоповторами другого рода, рифмующиеся между собой насквозь и рифмующиеся не случайно, а осмысленно, на ключевых словах — «Линор» (это условное имя возлюбленной), «насин мор» (ничего) и «невер мор» (никогда). «Насин мор» — звучит в первых строфах, один раз, будучи пе¬ребито словом «евер мор» (навсегда), а затем грядет зловещее прорицание ворона «невер мор» — и все три слова связаны между собой и как бы вырастают из имени Линор, из мыслей о ней и тоски по ней.
Настрадались с этим «не вер мор» русские переводчики! Одни оставляли это слово без перевода — и вещий Ворон почему-то каркал в русском стихотворении на английском языке (да еще с американским акцентом). Другие, ориентируясь не на звук, а на смысл, заставляли ворона произносить слово «никогда», в ко¬тором трудно расслышать карканье, — и оно тянуло за собой целую цепочку слов, оканчивающихся на «...да», превращая музыку осенней ночи, звучащую в стихотворении, в стук товарного поезда. Третьи — как Андрей Вознесенский — ограничивались лукавой па¬родией на знаменитое стихотворение.
Трудности аналогичного рода подстерегают и переводчиков сти¬хотворения «Эльдорадо». Здесь рифмуются «Эльдорадо» (название легендарной страны, которую ищет герой стихотворения) и «ша-доу» (тень). Тень ползет за искателем приключений из строфы в строфу и меняется в той же мере, как и он сам. В первой строфе рыцарь молод и удал, а тень — простое физическое яв¬ление («в солнечном свете и в тени»), во второй — рыцарь устал, и «тень упала ему на сердце», в третьей — силы окончательно оставили его, и перед ним восстала некая Странствующая Тень, в четвертой, заключительной, речь идет о смерти и о Долине Теней. Как все это перевести? Не случайно все опубликованные переводы этого стихотворения, в том числе и принадлежащий автору этих строк чрезвычайно спорны.
И все же попытки перевода лирики Эдгара По не прекра¬щаются и едва ли когда-нибудь прекратятся. Поэзия По, как всякая истинная поэзия, требует углубленного и многократного прочтения. Уже сегодня образ поэта По создан коллективными усилиями нескольких поколений переводчиков и существует в читательском сознании. Надо только не забывать, что этот образ вынужденно и неизбежно условен.
Виктор Топорков
