ИННОКЕНТИЙ СМОКТУНОВСКИЙТВОРЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ
Сторона 1 — 26.23
В. ШЕКСПИР
СОНЕТ 25, перевод С. Маршака
СОНЕТ 130, перевод С. Маршака
Ф. ДОСТОЕВСКИЙ
ИДИОТ
фрагмент спектакля Ленинградского академического Большого драматического театра имени М. Горького
Князь Мышкин — И. Смоктуновский
Генерал Епанчин — В. Софронов
Ганя Иволгин— В. Стржельчик
В. ШЕКСПИР
МОНОЛОГ ГАМЛЕТА.
Из 3-го действия трагедии «Гамлет»
Сторона 2 — 24.44
A.К. ТОЛСТОЙ
ЦАРЬ ФЕДОР ИОАННОВИЧ
фрагмент спектакля Малого театра СССР
Царь Федор Иоаннович — И. Смоктуновский
Царица Ирина — Г. Кирюшина
Борис Годунов — В. Коршунов
А. ЧЕХОВ
ЧАЙКА
фрагмент спектакля МХАТа СССР
Дорн — И. Смоктуновский
Треплев — А. Мягков
А. ПУШКИН
ЕВГЕНИЯ ОНЕГИН
фрагмент VII! главы
B.ШЕКСПИР
СОНЕТ 13, перевод С. Маршака
Комментарий читает И. Смоктуновский
Автор композиции и режиссер М. Турчинович
Звукорежиссеры: С. Зеликсон, Р. Смирнова,
И. Шнипенко
Редактор Н. Кислова
Время меняет лица. Так получается, что кто-то лучше других выражает представление миллионов о любимом герое, Проходят годы, по-иному окрашивается жизнь, проис¬ходят необратимые перемены в психологии зрителей, и те, кто еще в прошлом году привлекал наше внимание, уходят в тень. Быть выразителем эталона человека той или иной эпохи почетно Немногие из актеров удостаивались этой чести. Но как же редки актеры, которые остаются в фокусе интересов многих поколения зрителей. Их положение меняется, но присутствие в искусстве ощутимо. Что бы и где бы ни играли — в кино, в театре ли, — режиссеры и исполнители держат «в уме» облик такого актера, то новое, что принес он. Это выдающиеся мастера со своей уникальной темой, выражающей социальные, нравственные, эстетические устремления об¬щества.
К таким выдающимся мастерам принадлежит Иннокентий Смоктуновский.
Его путь необычен, а достижения столь обширны, что, право же, надо говорить о «феномене Смоктуновского».
Он появился более четверти века назад и сразу вызвал пристальный интерес. Внезапные превращения в искусстве, особенно исполнительском, случаются. Недаром же стала нарицательной фраза из чьей-то давней рецензии: «Наутро он проснулся знаменитым!» Но крайне редко, «проснувшись» в новом качестве, остаются не короткой сенсацией, а явлением, школой, направлением. Когда «бодрствование» становится пожизненным, а создания оказываются непреходящими художественными ценностями. Так случилось со Смоктуновским.
Читатель, взявший его книгу «Время добрых надеж» к открывший те ее страницы, где автор описывает детство, юность, испытания войной, последующие годы скитаний, будет поражен и литературным слогом, каким все это написано, но прежде мытарствами героя. Юный демобилизованный солдат, уже прошедший школу войны, но еще и не знающий начальных классов мирной жизни — такова участь его поколения, — юноша, мечтающий о театре, однако имеющий за плечами лишь медицинский техникум. Жизнь бросала его из театра в театр, из Норильска в Волгоград и далее, и далее... Есть «подсобные рабочие», а в театре есть «вспомога¬тельный состав». Там подвизаются честолюбивые мечтатели или напротив, люди, тихо влюбленные в театр и желающие только быть в нем, только участвовать в ежевечернем сотворении мира.
Смоктуновский не был ни тем, ни другим. Он интуитивно ощущал, что здесь он должен, наконец, родиться как лич¬ность. Внутри его рвалось, кричало иное существо. Как случается, почти младенца бросает к роялю, и, к изумлению взрослых, мир наполняется мудростью и легкостью его звуков, так, очевидно, и заколдованного театром влечет на сцену неведомая сила.
Его сравнительно долго «не видели» и «не слышали» главные и не главные режиссеры многочисленных театров, легко отпускавших его от себя. Даже в прямом значении слова — не слышали выразительных модуляций его голоса, бархатистого тембра, своеобразного звучания природного инструмента, который вы услышите, поставив пластинку на про¬игрыватель. Конечно, в молодости он владел им не так, как теперь, но ведь он играл и большие роли!
. Мне кажется, все дело в том, что во всем, что он делал на сцене на заре своей актерской жизни, странным образом сочеталось его ни на что и ни на кого не похожая индивидуальность и отсутствие «школы», без которой нет профессии.
Подумаешь, сколько же ему пришлось преодолеть, и диву даешься! Если нужен пример героической борьбы за свое признание, за место в искусстве, борьбы с неверием, но прежде всего - с собой, то это Смоктуновский!
Может быть, поэтому рассказ о своем творчестве он начинает — вы это сейчас услышите — с рассказа о себе. Что есть я в этом мире? Что такое человек? Какова связь его с другими людьми? Мудрые вопросы, вечные вопросы...
То, что он рассказывает, литература. Она может даже раздражать — так не по канонам это написано, так не похоже. Но это он, это его... Ночная прогулка по лесу с дочерью. Ночное небо. Ночные яркие звезды. Маленькая девочка силится достать их палкой. В его голосе удивление миру.
Что это? Откуда это?
Звезды, ребенок, дочь…
У него дар впервые открывать открытое. Если же о теме, его теме, то это удивление миру. И еще любовь.
Рассказывая о себе, он строит композицию так, чтобы сразу же сказать о главном — ради чего живет. Сказать не буднично, а наивысшими словами. Поэтому звучит двадцать пятый сонет Шекспира:
Кто под звездой счастливою рожден, —
Гордится славой, титулом и властью.
А я судьбой скромнее награжден.
И для меня любовь — источник счастья.
И тогда естественно о том, как впервые увидел ту, что стала его счастьем, подарила ему детей. Возникает образ, возникает сцена, произносится таинственно древнее имя Суламифь, поэзия «Песни песней», но слова другие: «Что вы все играете... устроили театр из жизни». А он из театра сделал жизнь.
Смоктуновский рассказывает здесь не о своем искусстве, а о своей душе, об отношении к миру, к человеку. Мазки, точно на картинах импрессионистов, складываются в некий чувственный образ...
А появился он для широкой публики в фильме «Солда¬ты» в 1956 году. Его заметили. Скромный человек в надтреснутых очках, поэтическая натура, математик, тихий интеллигент и бесстрашный офицер.
Если называть фильмы конца пятидесятых и шестидесятых годов, образы, явившие новое слово, отразившие дух времени, то, вполне возможно, окажется, что нынешние молодые зрители, те, кому под тридцать, их и не видели. Филь¬мы смерчем проносятся по экранам. Даже самые значительные повторяются редко. Фильмы стареют, но образ выразив¬ший новое, то, чего ждали, остается. Оседает в душах. Живет в образах, созданных другими в последующие времена. Тип человеческий, впервые представший в творчестве актера -первооткрывателя, остается в нашей, если можно так сказать, генетической памяти.
Физик Илья Куликов в знаменитом фильме М. Ромма «Девять дней одного года», геолог Сабинин в фильме С. Урусевского «Неотправленное письмо», Моцарт в фильме-опере «Моцарт и Сальери». В 1966-м в фильме Э.Рязанова «Берегись автомобиля» — похититель автомобилей Деточкин. Можно и дальше называть вплоть до сегодняшнего дня. Он профессиональный киноактер, не считающий нужным ждать вдохновения или непременно запрограммированного «велико¬го фильма». Жизнь показывает — запрограммировать великое в искусстве нельзя. И Смоктуновский снимается. Тут важно определить концепцию человека, возникающую из всего, что он сделал и делает на экране и на сцене. Для этого назовем две его роли — одну в театре, другую в кино времени его «бури и натиска», две роли, определившие его жизнь. Князь Мышкин в спектакле Большого драматического театра в Ленинграде, поставленном выдающимся советским режиссером Г. Товстоноговым в 1958 году, и Гамлет в одноименной ленте Г. Козинцева в 1964-м.
Для его нервной артистической натуры, для свойственной его манере тончайшей нюансировки психологических деталей поведения персонажа, для присущего ему удивленного взгляда на человека и веры в доброту, как в высшее мерило человеческого начала, образ, созданный Достоевским, оказал¬ся как бы его «вторым «Я».
«В этой работе, — писал Смоктуновский, — я впервые обрел направление движения к самому себе. Образ Мышкина оставил неизгладимый след на всем моей дальнейшем творчестве. Другие роли, как бы хороши или дурны они не были, всегда находились под влиянием этого удивительного образа».
Вы услышите фрагмент из спектакля, ставшего театраль¬ной легендой. Сцену первого прихода князя Мышкина к генералу Епанчину. Прозвучит сердечный, сразу проникающий вам в душу голос мягкого, доброго, наивного человека, его пророчески страшное предсказание судьбы Настасья Филипповны, первое его впечатление от ее трагической красоты.
...И Гамлет. Он сам рассказывает о нем, даже вспоминает мою давнюю рецензию. Она называлась «Добрый Гамлет». В этом была суть принца. Время окрашивало вечный образ жаждой доброты, возвращало человека как меру всех вещей. Смоктуновский выразил это томление духа. Обратите внимание, как читает он «Быть или не быть». Как выстраивает драматургию монолога, очевидно, представляющего для него концентрацию смысла всей пьесы. Принц постепенно устает от тяжести мысли в этом первом монологе мирового театра. Он играет современные роли я в театре и в кино, с годами все больше обращается к классике. Как у всякого художника, у него случаются неудачи, но его работа в искусстве, само его присутствие по-прежнему многое опреде¬ляет и на сцене и на экране.
Когда я думаю, чем же объясняется это удивительное долголетие в творчестве в наш «скоростной» век, прихожу к мысли: в злободневном он ищет теперь вечное больше, нежели в вечном злободневное. Он внутренне нетороплив, сегодняшний Смоктуновский, и вы это непременно по¬чувствуете, слушая его на этой пластинке.
И обратите внимание на голос, на его мелодическое на¬полнение, на изобразительные его возможности. Недаром же артист сыграл несколько поразительных «закадровых» ролей. Например, в фильме А. Тарковского «Зеркало». Главный ге¬рой, от имени которого ведется повествование, невидим. Именно Смоктуновскому доверено было дублировать на русский язык фильмы великого Чаплина «Король в Нью-Йорке» и «Огни рампы». Он много читает по радио и на телеэкране. Он исполнял всего «Евгения Онегина», дав глубокую и оригинальную трактовку бессмертному роману в стихах...
Композиция, предлагаемая вам, изящна и законченна, в ней эхо его артистической судьбы и его раздумья об искусстве, о жизни, о будущем. Оттого так естествен в финале тринадцатый сонет Шекспира:
Тебе природой красота дана
На очень краткий своя, и потому
Пускай по праву перейдет она
К наследнику прямому твоему...
А. Свободин