Давид СамойловГОЛОСА ЗА ХОЛМАМИ
Стихи и проза
СТОРОНА 1
Голоса за холмами
Повтори, воссоздай, возверни...
Дай мне нынче выйти в полночь…
Среду шумного бала
Ревностъ
Звезда
Дневник
Усложняюсь, усложняюсь...
Другу-стихотворцу
Стансы
Хлеб
Пусть нас увидят без возни…
Он заплатил за нелюбовь Натальи…
Что остается? Поздний Тютчев?..
Мастер
Памяти Марии Петровых
Скрепляют болезни и смерти...
Я сделал вновь поэзию игрой…
Черновики
В духе Галчинского
Зачем за жалкие слова…
Залив
Приморский соловей
СТОРОНА 2
Я люблю ощущенье ушедших годов
Надо идти все дальше...
Мороз
Сандрильона
Тебя мне память возвратила…
Пахло соломой в сарае…
Запиши мне в жизнь кусок…
Дуэт для скрипки и альта
Когда-нибудь я к вам приеду…
Тогда я был наивен…
За перевалом
Цыгане
Не исповедь, не проповедь...
Скоморохи
Весна
Думать надо о смысле…
Снегопад
Сегодня мы пригласили в гости Поэта. Это Давид Самойлов. Стихи — они сами говорят о себе больше, чем можем сказать о них мы. Но по сложившейся традиции гость должен быть представлен, и я с удовольствием это сделаю.
Говорить о Самойлове сегодня и легко, и трудно. Легко — ибо знатоки поэзии уже назубок его знают, ценители поэзии высоко его ценят, любители поэзии горячо его любят, а многочисленные читатели давно уже почитают великой удачей при¬обретенье очередной его книги. Трудна же эта задача в той мере, в какой трудно говорить вообще обо всяком явленье искусства, если оно, это явленье, значительно и серьезно. Лично я моей судьбе, и в душе моей, и в моей жизни, он и его поэзия издавна занимают прочное место. Издавна, с давней поры, с далеких ифлийских еще времен (ИФЛИ — так назывался институт, в котором мы вместе учились, институт истории, философии и литературы, из которого все мы в том сорок первом ушли на войну). Все, что было меж теми далекими днями и днем сегодняшним, — все это стало жизнью поэта, стихами, коих не так уж много, да цена им велика, ибо сказано в них премного. «Ближние страны», «Второй перевал», «Дни», «Равноденствия», «Волна и камень», «Линия руки», «Весть», «Залив», «Избранное» - вот они, эти книги, без которых наша поэзия, сколь ни велика она и богата, а была бы чуть-чуть беднее. Сейчас перед нами пластинка, живой человеческий голос - поэт сам читает свои стихи, и поэтому уместно будет сказать несколько слов и об этом, тем более, что мне всегда представлялось вопросом далеко не праздным —как поэт читает. Можно было бы без труда обнаружить две манеры, две школы: одна, говоря условно, — манера актерская, театральная, другая собственно авторская. В обеих, наверно, есть свои достоинства. Но первая (пускай и неосознанно) старается как бы околдовать нас любыми средствами, во что бы то ни стало, в вторая ставит своею целью донести до нас каждое слово и каждую мысль, хотя артистична по-своему тоже. Эта, вторая, не только мне лично ближе, но чаще всего, по моим наблюдениям, сопутствует поэзии подлинной и высокой. Так читали, к примеру, Ахматова и Смеляков. Так читает сегодня Арсений Тарковский.
Так читает Самойлов. Когда о Маяковском говорит — «Разве он поэт? Он просто хорошо читает!» - он отвечал так «будут говорить – он поэт потому, что хорошо читает». Можно было бы, наверно, сказать, перефразируя известное изреченья, - покажи мне, как ты читаешь, и я скажу тебе, кто ты. Самойлов читает прекрасно. Хорошо поставленный низкий. грудной голос. Свобода и легкость в невидимом нам лаконичном жесте. Ни колдовство, ни шаманство, а что-то нас завораживает. Завораживает само слово — чувство и мысль, мысль и чувство, то колдовство и тайна, что живут в самих стихах в их глубинах, в музыке их и гармонии внутренней, а не внешней. Простота и естественность, правдивость, достоинство и благородство – вот что отличает манеру чтения. Но тут-то произнесены и самые существенные существительные, из тех, что определяют и самую суть поэзии Самойлова, наиглавнейшие ее признаки, ее черты и принципы, - простота, естественность, правдивость, достоинство и благородство. Да еще высочайшая культура духа, культура мысли, чувства и слова,, высочайшая нравственная и этическая позиция, что всегда была свойственна великой поэзии нашей.
На примере этой поэзии еще раз становится очевидной весьма малая плодотворность всевозможных наших дискуссий о поэзии тихой, громкой, интеллектуальной и прочей, ибо прочая поэзия, как мы еще раз убеждаемся, не является ни той, ни другой, ни третьей в отдельности, хотя вся элементы обозначенные этими терминами в себя включает. Знаменитое положенье Буало — если хотите сказать, что идет дождь, пишите «идет дождь», — оно, конечно хорошо известно Самойлову, но наш искушенный мастер знает секрет и того самого «чуть-чуть», которое простейшим с виду словам придает изящество, обаянье и тайну, по сути и делающие их поэзией. Недаром же говоря о Самойлове, о его поэзии, вспоминают обычно о пушкинский традиции, о пушкинской школе.
Здесь совершенно кстати будет вспомнить и ещё о двух школах, пройденных Самойловым, весьма существенных для понимания глубоко гуманной человеческой и гражданской сути и высокой поэтической формы его стихов.
Первая — это школя войны, Уникальная школа жизни и смерти, дающая человеку столь густо сконцентрированный опыт, для получения которого одной обычной жизни хватило бы едва ли.
И вторая школя — это школа перевода, школа, для поэта ничем не заменимая, а Самойлов сделал на этом поприще просто необозримо много, давно уже став одним из самых замечатель¬ных мастеров этого столь трудного и столь необходимого человеческой культуре рода искусства.
Новая пластинка Самойлова называется «Голоса за холмами». Это неутихающие голоса памяти, все настойчивая и отчетливее за холмами годов, за холмами пережитого — «...и как безумная, хохочет и плачет память надо мной...», — но нет, не та, модная ныне ностальгическая тоска о юности, о детстве, а зрелое осмыс¬ление опыта истории и собственной своей человеческой жизни. Множество голосов, слившихся и переплавившихся в единый неповторимый голос.
Давайте послушаем голос поэта, и да пребудет он в наших сердцах и с нами, даруя нам радость просветленной простотой, мужественной правдивостью, достоинством и благородством мыслей высоких и чувств.
Юрий Левитанский
