Михаи́л Миха́йлович При́швин (23 января (4 февраля) 1873 — 16 января 1954) — русский советский писатель, автор произведений о природе, охотничьих рассказов, произведений для детей разного возраста. Рассказы Пришвина читать можно, начиная уже со школьной скамьи. Благодаря рассказам о природе Пришвина дети проникаются к ней искренним интересом."ПЕРВАЯ СТОЙКА"
Мой легавый щенок называется Ромул, но я больше зову его Ромой, или просто Ромкой, а изредка величаю Романом Василичем. У этого Ромки скорее всего растут лапы и уши. Такие длинные у него выросли уши, что когда вниз посмотрит, так и глаза закрывают, а лапами он часто что-нибудь задевает и сам кувыркается. Сегодня был такой случай: поднимался он по каменной лестнице из подвала, зацепил своей лапиной полкирпича, и тот покатился вниз, считая ступеньки. Ромушка этому очень удивился и стоял наверху, спустив уши на глаза. Долго он смотрел вниз, повёртывая голову то на один бок, то на другой, чтобы ухо отклонилось от глаз и можно было смотреть. - Вот штука-то, Роман Василич, - сказал я, - кирпич-то вроде как живой, ведь скачет! Рома поглядел на меня умно.- Не очень-то заглядывайся на меня, - сказал я, - не считай галок, а то он соберётся с духом, да вверх поскачет, да тебе даст прямо в нос! Рома перевёл глаза. Ему, наверное, очень хотелось побежать и проверить, отчего это мёртвый кирпич вдруг ожил и покатился. Но спуститься туда было очень опасно: что, если там кирпич схватит его и утянет вниз навсегда в тёмный подвал?
- Что же делать-то, - спросил я. - Разве удрать?
Рома взглянул на меня только на одно мгновение, и я хорошо его понял - он хотел мне сказать: - Я и сам подумываю, как бы удрать, а ну как я повернусь, а он меня схватит за прутик? Нет, и это оказывается невозможным. И так Рома долго стоял, и это была его первая стойка по мёртвому кирпичу, как большие собаки постоянно делают, когда носом почуют в траве живую дичь. Чем дольше стоял Ромка, тем ему становилось опасней и страшней, - по собачьим чувствам выходит так: что чем мертвее затаится враг, тем ужаснее будет, когда он вдруг оживёт и прыгнет. - Перестою, - твердит про себя Ромка. И чудится ему, будто кирпич шепчет: - Перележу. Но кирпичу можно хоть и сто лет лежать, а живому пёсику трудно - устал и дрожит. Я спрашиваю: - Что же делать-то, Роман Василич?
Рома ответил по-своему: - Разве брехнуть? - Вали, - говорю, - лай! Ромка брехнул и отпрыгнул. Верно со страху ему показалось, будто он разбудил кирпич и тот чуть-чуть шевельнулся. Стоит, смотрит издали - нет, не вылезает кирпич. Тихонечко подкрадывается, глядит осторожно вниз: лежит.
- Разве ещё раз брехнуть?
Брехнул и отпрыгнул.
Тогда на лай прибежала Кэтт, Ромина мать, впилась глазами в то место, куда лаял сын, и медленно, с лесенки на лесенку стала спускаться. На это время Ромка, конечно, перестал лаять; доверил это дело матери, а сам глядел вниз много смелее. Кэтт узнала по запаху Роминой лапы след на страшном кирпиче, понюхала его: кирпич был совершенно мёртвый и безопасный. Потом, на случай, она постепенно обнюхала всё, ничего не нашла подозрительного и, повернув голову вверх, глазами сказала сыну:
- Мне кажется, здесь всё благополучно.
После того Ромул успокоился и завилял прутиком. Кэтт стала подыматься. Он нагнал мать и принялся теребить её за ухо.
(Хвост у пойнтера называется по-охотничьи прутом)
