Поэты - Пушкину

ПОЭТЫ - ПУШКИНУ
ПОЭТИЧЕСКАЯ КОМПОЗИЦИЯ

1-я сторона
А. БЛОК,
Пушкинскому дому

С. ЕСЕНИН.
Пушкину

В. МАЯКОВСКИЙ.
Юбилейное

А. АХМАТОВА. Смуглый отрок бродил но аллеям. Пушкин

Б. ПАСТЕРНАК.
Тема с вариациями

О. МАНДЕЛЬШТАМ.
Петербургские строфы

2-я сторона

Э. БАГРИЦКИЙ.
О Пушкине

М. ЦВЕТАЕВА.
Нет, бил барабан...

Д. САМОЙЛОВ.
Пестель, поэт и Анна

П. АНТОКОЛЬСКИЙ.
Баллада о чудном мгновении

Я. СМЕЛЯКОВ.
Стихи, написанные в Псковской гостинице

Б. АХМАДУЛИНА.
Свеча

Б. ОКУДЖАВА.
Приезжая семья фотографируется у памятника Пушкину

Читает МИХАИЛ КОЗАКОВ

Музыкальные заставки Д. Кривицкого Звукорежиссер Ю. Стельник.
Редактор Е. Лозинская

Через несколько дней после гибели Пушкина — лермонтовское «На смерть поэта». Вскоре откликнется Тютчев: «Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет...»
Затем — огромный, более полувека, перерыв: примечательных стихов о Пуш¬кине не появляется; главные события «пушкинианы» — в прозе, публицистике (статьи Белинского, Герцена, речь Достоевского; Аполлон Григорьев восклицает: «Пушкин — это наше всё!»). Вероятно, стихи о первом поэте, к первому поэту могли явиться либо в непосредственной близости к черному дню, либо уже на известной исторической дистанции... До 1870-х — 1880-х годов Пушкин мог бы прожить: в ту пору еще здравствовали некоторые его друзья. Oпeкушинский памятник в Москве (1880) будто отмерил некий предел, за которым вместо горьких слов: Пушкину могло бы быть и пятьдесят, шестьдесят, восемьдесят, - говорят: «Пушкину сто лет, сто пятьдесят, сто семьдесят пять».
В том самом году, когда бронзовый Пушкин поднялся у Тверской улицы в Мо¬скве, в то самое лето родился Александр Блок. Всего несколькими годами позже — Ахматова, Пастернак, Мандельштам, Цветаева, Маяковский, Багрицкий, Есенин, Антокольский... Одно поэтическое поколение, встретившее революцию неполных тридцати или сорока лет...
И вот траурное или робкое молчание поэтов о Пушкине прекращается: «Не твоя ли, Пушкин, радость?», «Смуглый отрок...», "Веселое имя Пушкин...»
Проходят годы. Подрастают поэты 1920-х — 30-х годов рождения, дети и даже внуки тому, блоковскому поколению: «И Пушкин вдруг подумал...», «На фоне Пушкина...»
Поэты очень разные, друг с другом далеко не во всем согласные, иные — дружившие, другие — не знавшиеся, одних уж нет, другие еще молоды…
Но вот находится артист, интеллигентный ценитель русского поэтического сло¬ва, который приглашает тринадцать мастеров сойтись, сесть рядом и поговорить о Пушкине...
Не слишком ли дерзко, рискованно: после блоковского тихого прощания — взвихриться по-есенински, от ахматовской музыкальности — к нарочитой разговорности Самойлова, ироничности Окуджавы? А уж сюжеты, «обстоятельства места, времени, действия» как разнообразны! Багрицкий «с Пушкиным под Перекопом»; Мандельштам — «над желтизной прави¬тельственных зданий» предреволюционно¬го Петербурга; Ахмадулина, Смеляков — здесь, с нами, в конце XX, но с ним в первой трети XIX...
Артист Михаил Козаков ставит смелый эксперимент и делает открытие.
Не раз говорилось о трех типах «взаимоотношений» читателя с Пушкиным, да и вообще с любимым великим художником. Во-первых, когда никто (скажем, ученик начальной школы) знает о поэте то же самое, что и десятки, его однокашников. Скажем, задано выучить «Буря мглою...», и все выучили, и нечем друг друга удивить: возник Пушкин «коллективный», но еще нет Пушкина своего. Вторая стадия, вероятно, необходимая для каждого культурного человека и достаточная большинству читателей и ценителей — мой Пушкин; любимые строфы, задушев¬ные мысли... Наконец, третья стадия, счаст¬ливый удел немногих мастеров — работа «вместе с Пушкиным»; своеобразное сотворчество — с ним (и конечно с другими любимыми поэтами); работа может быть научной, поэтической, музыкальной, живописной, артистической, но успех ее выражается всегда в каком-то пушкинском открытии, автор же с этой минуты — пушкинист, а самом широком и, думаю, самом верном значении этого слова.

Первыми победами Михаила Козакова было чтение непосредственно пушкинских сочинений.