Александр Галич - это целая эпоха, короткая и трагическая эпоха прозрения и сопротивления советской интеллигенции 1960-1970-х годов. Разошедшиеся в сотнях тысячах копий, магнитофонные записи песен Галича по силе своего воздействия, по своему значению для культурного сознания тех лет, для мучительного "взросления" нескольких поколений и осознания ими современности и истории, по силе подачи и глубокого смысла могут быть сопоставимы с литературными произведениями А.Солженицына, Ю.Трифонова, В.Шаламова, Н.Мандельштам и других. Изучение творчества поэта и автора-исполнителя Александра Галича позволяет лучше понять то место в истории русской литературы XX-го столетия, которое занимает этот необычный поэт, вместе с В.С.Высоцким и Б.Ш.Окуджавой, преобразивший "городской романс" именно в новый жанр высокой поэзии, выходящей далеко за рамки непосредственно бардовской песни. Если Лев Толстой, как учили нас в школе, был "Зеркалом Русской Революции", то Александр Галич был своеобразным зеркалом того, что эта революция нам принесла. Писатель-публицист Варлам Шаламов когда-то назвал поэзию Галича - "Энциклопедией Современной Жизни"... Александр Галич в нашем сознании всегда будет принадлежать к "большой тройке": Окуджава, Галич, Высоцкий. "Есть магнитофон системы "Яуза", вот и всё, и этого достаточно...", - когда-то пророчески написал он. В годы оттепели, которую сменил постепенно крепчавший маразм "развитого социализма", при засилье рафинированной эстрады и чеканного официоза, плёнки с песнями Галича, записанными на кухонных концертах, переписывали по всей стране. В его песнях безнадежно-горькая лирика смешивается с трагикомедией, фарсом и мелодрамой. Площадной жаргон и высокая трагедия звучат у него равно естественно, а разноголосица толпы превращается в полифонию эпохи.Памяти Александра Галича
Его убило током в Париже. Наш Саша Галич, наш московский, переделкинский, болшевский, дубненский, питерский, новосибирский погиб в Париже. А его песни звучат в Москве, в Ленинграде, в Новосибирске, в городах и поселках, на вечеринках студентов и школьников-старшеклассников, в квартирах физиков и филологов, технарей и художников. За дружескими застольями и просто в тихие вечера запускаются магнитофоны или кто-нибудь поет под гитару... Эти песни украдкой насвистывают заключенные в тюремных камерах и вполголоса напевают в лагерных бараках...
Когда мы провожали его в Шереметьевском аэропорту и он взошел по диагональной лестнице к последнему посту пограничников и помахал нам уже отрешенно, рассеянно, показалось: всё!
Страшная весть из Парижа вызвала острую боль — новую живую боль. И с нею сознание: все это время он был с нами, в нас... Был и останется.
Смертельный удар тока, будто вспышка, высветил всю его жизнь. В молнийном свете всегда резче контуры, явственней весь облик и меркнут случайные черты.
Судьба поэта Александра Галича, поэта-певца в самом точном изначальном смысле слова таит в себе многие особенности русских поэтических судеб разных времен. Но разноголосое множество жизней, которые сгущены, сплавлены в живое единство его поэзии, воплотили и не сравнимую ни с кем единственность его личной судьбы.
Больная совесть гражданина и высокое искусство лицедейства, хмельная вольность и трезвая, свободная правда — живые источники поэзии Александра Галича.
Его первые песни родились внезапно, неожиданно для всех знавших его и даже для него самого, в начале 60-х. А потом они полились неудержимым широким потоком. И до конца его питали все те же чистые родники.
Галич погиб, не допев; упал на середине пути. Умер на чужбине чужой смертью...
Но здесь, на родине, он живет. В своих песнях, своей жизнью.