Наровчатов СергейНе оставляя линии огня
СТИХОТВОРЕНИЯ
Сторона 1
В те годы
Встреча
Молодое коммунисты
Юностью ранней
Утверждение
Танец кита
Зеленые дворы
О главном
Читает автор
Сторона 2
В кольце
Дорога по старому горю знакома
Пропавшие без вести
О голубок цветке
Слепая девушка
В грозу
Костер
Над океанами
Вступлениек поэме «Пролив Екатерины»
Иэ поэмы «Василий Буслаев»
Читает Владимир Андреев
Составитель Л. Озеров
Художник Н Чернышева
Фото В. Захарова
Он — волгарь. Родился в Хвалын¬ске Саратовской области. Детство овеяно волжскими ветрами, озарено синью великой реки. В 1933 году вместе с родителями Сергей уехал в Колыму. Учился в Магаданской средней школе. В 1937 году поступил в Московский институт истории, философии и литературы (МИФЛИ). В эту пору мы и встретились. Молодые сочинители, романтики, звездочеты, мы беседовали в коридорах и на лестничных площадках института, в роще Ростокинского проезда, в аллеях Сокольнического, Останкинского парков. Мы читали друг другу стихи и горячо загадывали свое будущее; С. Наровчатов, А. Твардовский, Д. Самойлов, Л. Коган, М. Кочнев, А. Ушаков, Падаревский и С. Гудзенко, А. Жаврук и пишущий эти строки. Судьбы сложилась по-разному. Можно было сразу определять кредо Сергея Наровчатова: его более всего интересовали судьбы отечества исудьбы поэзии в их единстве. В 1939 году он вместе с группой студентов ушел добровольцем на войну с белофиннами. Возвращается, продолжает ученье. В июне 1941 года снова уходит добровольцем на фронт. Отечественная война 1941—1945 го¬дов стала огневым рубежом между юностью и зрелостью поэта. Здесь судьбы отечества и поэзии оказались неразрывными.
Сергея Наровчатова единодушно и справедливо причисляют к поэтам «военного поколения». Он едва ля не первым очертил огненный круг поэтов этого поколения, назвал имена, описал их жизни, создал цельную картину молодой поэзии этой эпохи. Благодаря душевной пристальности Сергея Наровчатова, спасены от безвестности, сохранены для истории и истории литературы героические жизни его сверстников и соратников, которые навсегда останутся молодыми. Для Сергея Наровчатова все нача¬лось задолго до июня 1941 года. Предчувствие схватки с фашизмом сильным током проходит по ранним стихам его. Восемнадцатилетний юноша, исполненный наивной книжной романтики, предчувствует свою беспокойную судьбу, разлуку с домом, с семей, с мирной обыденностью:
Высохшим стогом синеет восток,
Дорога грустна из поселка...
Надолго ли в горы уходишь, сынок?
— Надолго, мама, надолго!
Эти стихи о Роб-Рое помечены 1938 годом. Вскоре поэт расстался с домом, с матерью. Эта начальная суровая школа войны стремительно пе¬ревела юношу в новый возраст: «Мы вернулись домой, повзрослев на пятнадцать прижимисто прожитых лет». Отменно помню подтянутого, спортивного, неистово голубоглазого юношу, со скрытой энергией напевности читавшего свои стихи. Первое впечатление) заводила мальчишек во дворе «Великана» — дома на Садово-Спасской. Любимец девушек. Готовый викинг или законченный скальд без грима (вызывало удивление, что он не снимается в кино), он был отчаянно романтичен и в душевных движениях своих. Он появлялся в пимах, в унтах, в бутсах, скрипевших зазывно и смачно, появлялся вместе с океанским ветром, с грохо¬том водопадов Кавказа, снегами Сибири. Из-за его спины могли показаться китобои, скалолазы, полярники. Неведомо было, когда он успевал побывать и там и тут, и одновременно внести в дом две стопки новых книг, и прежде, чем наброситься на них, аккуратно и любовно внести их в картотеку, как приличествует настоящему библиофилу. Это совмещение скитальца и воина, человека мар¬шевого, бивачного типа с книжником, полуночником, склонившимся над очередным фолиантом, представляется уникальным. В короткие промежутки между войнами, в эти бойцовские перебежки Сергеи Наровчатов, равно как и его сверстники, успевал заметно и решительно продвигаться в науках, в познании мира, в творчестве. Культурно-исторический кругозор этого ратника , можно назвать завидным. Находясь на полях сражений, он од¬новременно умудрялся исходить вдоль и поперек поля российской (да и не только российской) словесности от «Слова о полку Игореве» до Блока, от Державина до Сельвинского, который, кстати сказать, стал непосредственным; наставником и учителем поэта в Литературном институте имени Горького.
Подвижность, мобильность, верность долгу, готовность номер один служить отечеству и поэзии создали характер этого человека, определили его судьбу. Многие сверстники Наровчатова по окончании войны психологически остались на ней, в ней, остановились в своем окопном положении, не смогли естественно перейти к будням мирного существования, Наровчатов навсегда остался верен делам и друзьям военной поры, но он одним из первых в нашей поэзии сделал решительный шаг из эпохи в эпоху, сделал его в момент, «когда нам приказали снять шинели, не оставляя линии огня!»
Эта формула — «не оставляя линии огня» - стала лозунгом уже не только для поколения Наровчатова, а для всех, кто сколь¬ко-нибудь был причастен ко всем творившимся в стране и в мире событиям. Вот почему, утверждав свое право на видную роль в литературе военного времени, поэт вместе с тем вымахивает за этот исторический бруствер и оказывается в широком кругу творцов российской словесности. Уже вне их прописки на ратном поле. Уже вне резко очерченного круга имен и понятий. Выпущенное издательством «Художественная литература» трехтомное собрание сочинений Сергея Сергеевича Наровчатова позволяет судить о тематическом, идейном, образном диапазоне его творчества. Здесь не только лирический фронтовой дневник особой ценности, здесь эпос — история, героика, не модернизированная, а воистину современная, заново созданная песнь, былина, историческая баллада, стихотворная фреска — все это щедро возникает со страниц Наровчатова. Непрядва, Китеж-град, русский посол во Флоренции, героиня из «Женского портрета» (XVIII век), древний Устюг, атаман Семен Дежнев и, конечно, Василий Буслаев картинно-песенно входят в наше сознание, избежав соблазна стилизации и сохранив роскошество вымысла. Здесь, как и в других повествовательно-балладных циклах Наровчатова, героика возникает из характеров действующих лиц, из их реального бытия.
Новгород и Киев.
Ростов и Суздаль
Соизволяют
Тешиться всласть.
Молодости — буйство.
Молодости — удаль.
Молодости — воли.
Старости — власть.
Долгое время, читая этот зачин поэмы о Василии Буслаеве, я мысленно переставлял; «власть» — «страсть». И был по-своему прав. «Власть» здесь словцо своевольное и, думается, затаенно-личное. Но, видимо, автор изваял характер необычный. Удаль (страсть!) молодого новгородского ушкуйника — не предмет традиционного любования, а возможность образного сопоставления с уже умудренным посадником. Два образа в одном образе, воссозданном под звон колоколов. Кстати, колокол не только звуковой фон поэмы-песни, но и действующее лицо её. Исторический цикл (весьма обильный) аукается с современными циклами. Старинная героика — с нынешней. Китобои из поэмы «Пролив Екатерины», солдаты из «Фронтовой радуги», люди разных профессии и возрастов выхвачены из жизни и выведены на образную орбиту для встречи с теми же Дежневым и Буслаевым.
Оставаясь поэтом классической русской традиции, Сергей Наровчатов стал певцом интернационального братство. В исполненных гордости строках, обращаясь к России, поэт говорит;
Высоки» свет грядущих поколении
Пройди и побеждая смерть и тлен,
Своих врагов поставив на колени.
Не ты ль полмира подняла с колен!
Сейчас звучание и значение этих строк еще существеннее, чем в пору, когда они были написаны (1948). Сознание исторической значительности, деяний уже не только своего поколения, а всего народа Страны Со¬ветов без особых упоминаний возраста и профессии — вот что переполняет стихи и поэмы Сергея Наровча¬това зрелой поры.
«Я никогда не приму четыре стены своей комнаты за четыре стороны света, иначе моя молодость постучится мне в окно и напомнит о других просторах». Это программа на целую жизнь. И Сергей Наровчатов оказался верен ей до конца.
Об этом говорят прежде всего сти¬хи его и поэмы. А вместе с ними, заодно с ними — публицистика, критика, литературоведение. Это — мемуарная книга, «Мы входим в жизнь», исследования или «Заметки поэта»! «Лирика Лермонтова» и уникальная по жанру и наполнению книга «Необычное литературоведение». Публицистика и мемуары написаны со страстью, переходящей в ярость, исследования обнаруживают сокрушительную начитанность поэта, его любознательность и культуру. Его стихи читаются, как поются. Слово льнет к слову. Сергей Наров¬чатов читает в гудящей молодежной аудитории. Он седоват, бледен. Но передо мной тот самый юноше тысяча девятьсот тридцать седьмого года, только что вернувшийся от китобоев, овеянный ветрами певец мужества и отваги.
Лев Озеров
гт