МХАТ к 75 летию часть 8

Русская классика на сцене МХАТ в 60-е годы

8-я пластинка

Впервые пьесу И. Тургенева «Нахлебник» МХАТ поставил в 1912 году (режиссер — Вл. И. Немирович-Данченко, художник — М. Добужинский). Второе обра¬щение к этому произведению относится к 1969 году. Спектакль этот с чисто мхатовской внимательностью к целому и к каждой детали поставлен Г. Конским (худож¬ник — В. Рындин). Мы видим тургеневского Кузовкина и в минуты его робкой жизни, и в миг, когда бедный нахлебник вырастает до бунта. М. Яншин ведет «бесстрашное исследование» души своего героя, открывая, как некогда в незабываемом Лариосике из «Дней Турбиных», затаенные ее глубины.

«Чайка» была поставлена Б. Ливановым в 1968 го¬ду — к 70-летнему юбилею МХАТ (художник — Э. Стэнберг). Спустя много лет коллектив снова обратился к пьесе, определившей некогда творческий метод театра.
«Я убежден, что «Чайка» — глубоко современная пьеса, — писал Б. Ливанов. — В ней Чехов гениально утверждал высокую нравственную красоту человеческой жизни».
Режиссер выдвинул на первый план тему творчества, тему признанного и непризнанного таланта. «В заострении этой темы видится уважение к Чехову, преданность постановочного коллектива первотворчеству, так как вопросы высшего смысла искусства лежат в самой основе пьесы... — писал В. Шкловский. — Мне дорого в спектакле, поставленном Борисом Ливановым, ощущение, что Чехов — писатель живущий, необходимый, бо¬рющийся».
Главной в этом остро драматическом спектакле стала судьба Треплева (О. Стриженов), образ которого резко противопоставлен образам Аркадиной и Тригорина (А. Степанова и Л. Губанов).
«Все в этой новой «Чайке» в напряженных, еще не устоявшихся поисках», — так передавала критика свое ощущение от премьеры.

В спектакле «Без вины виноватые» (1963), постав¬ленном В. Орловым (художник — В. Талалай), с новой, неожиданной стороны раскрылось огромное драмати¬ческое дарование А. Тарасовой. В формировании таланта актрисы решающую роль сыграла работа с К. С. Станиславским над образом Негиной в «Талантах и поклонниках» (1933). Тарасова увлеклась задачей, поставленной Станиславским, — «раскрыть тончайшую психологическую ткань Островского, за ярким и мощ¬ным бытовиком, за размашистыми красками найти нежные, тонкие, непередаваемые словами переживания» (П. Марков). В Кручининой — Тарасовой та же умная актерская хватка, тот же «не претендующий ни на какие внешние эффекты отбор сценических средств», то же внутреннее достоинство, с которым она проносит «одиночество и мечту».