Кирсанов Семен - Стихи разных лет

СЕМЕН КИРСАНОВ
стихи
разных лет
ЧИТАЕТ АВТОР

Сторона 1
Лирика — 1.30.
Дорога по радуге —242
Карусель
Твоя поэма, фрагменты — 7.12
Пустой дом — 1.28
Под одним небом — 1.40.
Творчество — 2.50.
Поле — 1.35
Очки — 331.
Концерт — 1.18

Сторона 2
Вершина, фрагмент поэмы — 8.30
Зеркала, фрагмент поэмы — 12.57.
Будущим людям — 3.35

Реставратор И. Шнипенко.
Редактор С. Е р ем о в а
Художник И. Чернышева.
Фото В. Барышникова

Семену Кирсанову повезло в его ранней поэтической юности; его, еще подростка, сына одесского портного, заметил и вывел на сцену поэзии, чуть ли не в коротких штанишках, не кто-нибудь, а сам Маяковский. Современники Маяковского вспоминают, что в момент хорошего настроения «ассенизатор и водовоз» революции любил читать кир¬сановское:
«и яичницы ромашка на сковороде». Однако счастье общения с великим поэтом для молодого поэта может превратиться и в придавленность обожаемой, но все-таки чужой тенью, А если это не происходит с самим молодым поэтом, то волей-неволей критики начинают вписывать его имя в так называемое «литературное окружение». К имени Маяковского искусственно подверстывали имена Асеева и Кирсанова. Эти оба поэта были близки Маяковскому по частоте общения, но отнюдь не по дарованиям. Когда они пытались имитировать Маяковского, то это уводило их далеко от самих себя. Лучшее у Асеева «Синие гусары», «Лирическое отступление» — там, где он высвободился из-под влияния Маяковского. А свою прекрасную поэму «Маяковский начинается» Асеев написал отнюдь не маяковским стихом.
По точному определению Асеева, Маяковский «был, как огромный натруженный грузовик». Природа таланта Кирсанова совсем иная — она близка к цирку, а точнее, к од¬ному из его самых зрелищных, заманчивых жанров — к иллюзиону. «В глазах ваших карих и серых есть Новой Желандии берег. Вы всходите поступью скорой на Вообразильские горы». «Уже несет плодыни слов счасливовое дерево». «Зала-то, зала-то — золотом залита!». «Перьями, павами, первыми парами…» Для многих стихов Кирсанова сама форма была содержанием. Если сделать из его сти¬хов точный подстрочник на другой язык, оставив от рифм, аллитераций и ритмических пируэтов лишь смысл, то иногда стихи, вероятно, могут показаться бессмысленными. Но поэзию, так же, как музыку, нельзя лишать формы, ибо само звучание слова порой может быть смыслом. В пушкинском «шипенье пенистых бокалов, и пунша пламень голубой...» звукопись является поющим содержанием. Кирсанова множество раз язвительно называли. «фокусником», вряд ли задумываясь о том, что быть фокусником — это непростая, тяжелая профессия. Профессия фокусника необходима людям не менее, чем профессия грузчика. Сами грузчики, приходя в цирк, радуются, как дети, рукотворному волшебству, рассыпающему магические искры свободно играющей фантазии. Не надо требовать от фокусника по природе, чтобы он был грузчиком: фокусник обучится своему веселому ремеслу, а хорошим грузчиком никогда не станет. Но тогда встает вопрос, а может ли быть фокусник поэтом? После некоторого раздумья, колеблющего меня то в сторону «нет», то «да», все-таки отвечу: да, может. Но только в том случае, если это не фокусник-имитатор, а фокусник-изобретатель, т, е. мыслящий фокусник. Пушкин писал: «Я в мир пришел, чтоб мыслить и страдать». А почему мыслящий фокусник не может и страдать! В одной из ранних баллад Владимира Лифшица цирковой жонглер, никогда ничего не ронявший из рук на арене, роняет письмо с трагическим известием. Все профессиональные приемы отступили перед человеческой болью. Так произошло и с Кирсановым, когда он потерял любимую жену и написал потрясающую «Твою поэму». Так произошло с ним, когда он писал во время войны; «Писать, но с такою же дрожью, которую вытерпел сам, когда ковылял бездорожьем по белорусским лесам». Так произошло с Кирсановым, когда он смертельно заболел и, зная, что конец неминуем, создал классическое стихотворение с четким метрономным рефреном «Смерти нет». Последние стихи Кирсанова — это уже не фокусы, это — исповедь фокусника. Исповедь профессионала, знающего, какой горькой ценой бывает оплачено феерическое зрелище.
Мой совет молодым поэтам: не пренебрегайте наследием Кирсанова. Его поэзия не является уроком содержания, но она — ценнейший урок формы. Он оставил тысячи новых, найденных им ритмических ходов, тысячи образных и рифменных возможностей русского стиха. Кирсанов не был продолжателем содержания Маяковского, но был продолжателем его непрерывных поисков формы. Будущий большой поэт немыслим без этих поисков, — конечно, не за счёт содержания. Но я уверен, что написать онегинским ямбом эпическую поэму атомного века невозможно. Новое состояние требует новых форм. Поэзия Кирсанова кладовая для будущих поэтов. Неверно было бы считать, что Кирсаноа был холодным формалистом. Приведу хотя бы пример: «Скоро в снег побегут струйки, скоро будут в хлебе. Не хочу я синицу в руки, а хочу журавля в небе». Помню, как от упреков в холодном формализме Кирсанова защищал Александр Фадеев, высоко ценивший прямой, несдающийся талант. Семен Исаакович был мастером-воспитателем: он поддержал мои первые поэзии, ему нравился такой, казалось бы, далекий поэт, как Владимир Соколов. Он был замечательным руководителем литературных объединений: сначала в журнале «Октябрь», а затем при журнале «Знамя» - с ним никогда не было скучно. Он хотел навсегда остаться молодым. Это ему удалось. Послушайте его голос, и вы в этом убедитесь.

Евгений Евтушенко