ЛоэнгринИнсценировка Н. Гарской
Действующие лица и исполнители
Чтец 1-й — В. Зозулин
Чтец 2-й — А. Борзунов
Лоэнгрин — А. Гузенко
Тельрамунд — Ю. Шлыков
Эльза — Л. Гребенщикова
Генрих — В. Дугин
Ортруда — А. Гунченко
Судьи — Ю. Григорьев
Дозорные — А. Жарков, Ю. Григорьев
Режиссер Е. Бабич
Звукорежиссер Н. Чибисова.
Редактор И. Якушенко
Художник П. Пастернак
Мир легенды — это прекрасный мир детства народов — красочный и мудрый.
В стародавние времена история народа сохранялась в преданиях и легендах, а передавалась а форме устных пересказов. Бродячие народные поэты-певцы разносили их по свету, сопровождая свои песни-сказы игрою на музыкальных инструментах. Проходя сквозь завесу времени, песни эти разрастались, подобно снежному кому: на них отлагались черты времени и индивидуальность поэта-певца, который вкладывал в них собственное видение мира и понимание прекрасного.
Первыми европейскими легендами были фольклорные произведения, посвященные деяниям королей и героев, — « жесты».
Но вот настала пора, когда легенды стали записывать, и это стало одновременно временем зарождения литературы и фиксированной истории. Пришел XII век — пора цветения придворной рыцарской культуры, блестящей и изысканной, весьма отличной от суровой культуры раннего средневековья. Выросли и укрепились города, где культурными очагами, стали университеты. Теперь уже рыцарь не только воин и охотник, он должен быть изящным, обладать хорошими манерами и уметь играть на музыкальных инструментах. Начинается культ дам, поклонение женщине — идеализация любви. И удовлетворяя новые вкусы, рождается рыцарский или куртуазный роман, который стал самым излюбленным литературным жанром средневековья. Это уже литература не анонимная. Поэт не прячется в тени, как это было в «жестах», а с гордостью называет свое имя и говорит о своих заслугах, вплетая их в ткань рассказа.
Автор этих романов уже не суровый монах или малограмотный бродячий жонглер, а образованный клирик, который нередко привлекается к государственной деятельности как законовед, дипломат, библиотекарь или историограф.
Такой английский историограф XII века — хронист Гельфрид Монмаутский, который, творя «Историю Бриттов», населил ее фигурами, заимствованными из легенд и преданий кельтского эпоса. Это он сотворил образ короля Артура — властителя полумира, законодателя и арбитра рыцарской чести, волшебника Мерлина, королеву Джиневру, рыцаря Ланселота и других.
Итак, рыцари, преданные прекрасным дамам, заполняют страницы этого рожденного новым обществом рыцарского или «бретонского романа». Еще он носит название. «Роман Круглого стола» и «Артуровский роман».
Однако в отличие от «жестов», вызывавших у слушателей веру в изображаемые события, эти «бретонские романы» воспринимались как красивая поэтическая выдумка! «Бретонские сказания» так лживы и так прелестны»,— говорил на рубеже XII-XIII веков поэт Жан Бодель.
Но верили в другое; в ценность идей и моральных уроков, которые прикрывались красивой декорацией.
Позже, уже на исходе Средневековья и в эпоху Возрождения, над рыцарским романом немало потешались. Но эти наивные рассказы о кознях фей, о злобных великанах, мудрых волшебниках и отшельниках, о великодушных рыцарях, о жертвенной любви продолжают волновать и сейчас, потому что средневековый роман передал следующим эпохам высокое представление о человеческом долге и чести, о благородства и подвижничестве — ввел само понятие «рыцарственность».
Родиной «Бретонского романа» была Бретань — север Франции. Понятие «Бретонский» связано как с французской Бретанью, так и с древней Британией.
Некогда Европу населяли племена кельтов. Первичное их расселение в Европе и на Британских островах относится к первому тысячелетию до н. э. Их почти полностью утраченная большая цивилизация оказала огромное влияние на всю мировую культуру.
Непосредственные памятники кельтской культуры пропали. Самыми сохранными оказались памятники ирландского эпоса — саги, записанные впервые в VIII — IX вв. н. э. Однако герои этих саг не являются прообразами героев будущих легенд, Они лишь модели, по которым строились сюжеты и образы,
К саге «Недуг уладов» восходит легенда о Лоэнгрине.
В саге рассказано о любви неземной женщины к смертному. Это чувство может длиться до той поры, пока смертный хранит его в тайне.
В V веке н. э. среди германских племен возникает легенда о прекрасном незнакомце, приходящем к людям по голубому зеркалу вод. Но как только начинаются расспросы о том, кто он такой, незнакомец исчезает.
Один из вариантов этой поэмы о рыцаре
принадлежит перу замечательной поэтессы XII века Мари Французской. Ту же тему можно обнаружить в сильно изме¬ненном виде в самом сказании о Лоэнгрине.
Многократно пересказывается эта легенда в Средние века и позже. Исторический фон в легенде о Лоэнгрине очевидно заимствован из саксонской хроники, относящейся к венгерским и сарацинским походам первого немецкого короля из саксонского дома — Генриха I Птицелова (876 — 936 гг.).
От XIII века осталась анонимная и «Песнь о рыцаре Лебедя». Ее связывают с генеалогией герцогов Бульонских: в защиту обиженной вдовы, герцогини Бульонской, выступает на поединке неведомый рыцарь, прибывший в челне, который влечет за собой лебедь» Рыцарь одерживает победу и женится на герцогине, но спустя семь лет покидает её — она нарушает обет, желая узнать, кто он и откуда.
К этому времени у немецких миннезингеров — поэтов-певцов любви, творивших под непосредственным влияниям французских труверов и трубадуров, становится популярной легенда о Лоэнгрине. Среди дошедших до нас версий — «Рыцарь с Лебе¬дем» Конрада Вюрцбургского, «Младший Титурель» Альбрехта и, наконец, «Персифаль» — величайшего миннезингера Вольфрма фон Эшенбаха, где Лоэнгрин становится сыном самого Парсифаля.
Но и античности была знакома тема любви между существом земным, смертным и богом. Такова повесть-сказка об Амуре и Психее Aпyлея (Рим, II век н. э.), имеющая большое количество версий и вариантов, многие из которых столь же поэтичны и знамениты: русская сказка «Аленький цветочек», француз¬ская — «Красавица и чудовище», норвежская — «На восток от солнца и на запад от луны», к ней же восходят нити легенды о Лоэнгрине.
В XIII веке Лафонтен создает одно из лучших своих произве¬дений, «Любовь Психеи и Купидона». В России XVIII века «Душенька» поэта Богдановича на ту же тему имела огромный успех. Некоторое влияние Лафонтен оказал и на «Руслана и Людмилу» Пушкина. Английский поэт Теннисон в своих знамени¬тых «Королевских идиллиях» посвящает Лоэнгрину целую главу. Братья Гримм в сборнике «Немецкие предания» (1812 —1814 гг.) пересказывают легенду в двух версиях: «Рыцарь Лебедя» и «Лоэнгрин в Брабанте».
К XIX же веку относится один из шедевров мирового оперного искусства — опера Рихарда Вагнера «Лоэнгрин». Либретто написано самим композитором по средневековым сказаниям. В его толковании судьба Лоэнгрина — это судьба художника — печальный рассказ о том, что рыцарь является для подвигов на землю и вынужден ее покинуть.
Каждая новея эпоха работает над исстари завещанными образами, но всегда возможно их новое поэтическое освещение.
Н. Гарская
