ЮЛИЯ ДРУНИНА. Стихотворения
Я ушла из детства
Качнется рожь не сжатая
Трубы. Кто-то бредит
Зинка. Мой отец
Я принесла домой
В самый грустный
А годы, как взводы
Друня
Есть праздники. Не встречайтесь
Нe бывает любви несчастливой
Мне дома сейчас не сидится
Ко всему привыкают люди
Любовь
Теперь не умирают от любви
Доброта
Девчонка что надо!
Памяти Вероники Тушновой
Кто говорит, что умер Дон-Кихот
Как уменьшили мир самолеты
Мне сегодня, бессонной ночью
Тост
Мне еще в начале жизни повезло
Пластинка
Читает автор
«И девушка наша проходит в шинели, горящей Каховкой идет…» Кто не помнит строк Светлова? Как мы пели эту песню а далеком сорок первом! Слова эти воскрешали образы первых комсомольцев, но мы их адресовали к самим себе. Ведь снова горела Каховка, снова свистели пули и ровно строчил пулемет, и снова нам «сквозь дым улыбались ее голубые глаза». Такой девушкой бы¬ла семнадцатилетняя Юля Друнина. Но в отличие от той Светловской, о которой говорится в песне, она сама сложила свою собственную о себе, о подругах, о поколении.
Целомудренная строгость фронтовых стихов Друниной точно передает духовный облик «светловского солдата» Отечественной войны, прямой преемницы песенной девушки Светлова.
А как трудно приходилось этим золотым девчонкам! Ведь дело не только в том, что они видели то, чего лучше бы никогда не видеть девичьими глазами.
Я только раз видала рукопашный.
Раз — наяву. И тысячу —во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Дело в том, что в свои семнадцать лет им хо¬телось хоть краем полудетской ладошки прикос¬нуться к тому неиспытанному счастью, которое взрослые называют любовью. И вот прорывается:
За траншеей вечер деревенский,
Заезды и ракеты над рекой.
Я грущу сегодня очень женской,
Очень несолдатской тоскою.
И если приходило тогда первое чувство, каким коротким счастьем оно обертывалось...
Что же сталось после с этими «светлокосыми солдатами»?
Не буду говорить о само собой разумеющемся, О чем-то вроде того, что женщнны- фронтовички активно включились в трудовую жизнь мирного времени. Конечно, «включились», да еще как включились! Война не любила белоручек, и наши девушки были мастерицами на все руки — все это потом пригодилось. Но главное, я считаю, не в этом. Главное —— в той душевной чистоте и той духовной закалке, которые приобретались с глазу на глаз со смертью. В сердце у каждой — иногда тише, порой громче — звенит та верная струна, по которой настраиваются все остальные... В те годы выработался твердый нравственный крите¬рий, и безнаказанно переступать его нельзя — обожжет стыдом, и долго будешь мучиться, срав¬нивая себя теперешнего с тем прошлым и луч¬шим.
Если ж я солгу тебе по-женски.
Грубо и беспомощно солгу,
Лишь напомни зарево Смоленска,
Лишь напомни ночи на снегу.
Эта верная струна, зазвучавшая ещё в военные годы, определила мотив творчества Друниной. Талантливая уверенность почерка бросилась мне в глаза а первых же ее стихах. Твердо, без оговорок, желая донести до слушателя лишь самое главное и гово¬ря лишь о самом наболевшем так может писать лишь поэт, знающий цену и себе, и своему читателю.
Мы любовь свою схоронили,
Крест поставили на могиле.
— Славе богу! — сказали оба.
Только встала любовь из гроба,
Укоризненно нам кивая:
—- Что ж вы сделали?
Я — живая!
Это сильные строки. И они действуют безотказно. Сила их, как и всего творчества Друниной, в том, что вы почти физически чувствуете боль человека, и вы ему верите безусловно. Вот что, пожалуй, и сообщает притягательность лирике Друниной — ее абсолютная человеческая достовер¬ность. Причем достоверность значительного, а не пустячкового.
Ее последние стихи всегда хочется считать предпоследними. Сказано главное, но сейчас пойдет еще главнее. Где только ни побывала за эти годы бывшая фронтовичка. И всю Россию объездила, и чуть не во всех республиках Союза по¬бывала, и заграницу увидела. И отовсюду стихи о виденном и передуманном.
Перелистываешь одну за другой страницы ее книжек, и в каждой находишь что-то новое для себя. Новое и вместе с тем родственное по общности восприятия и совпадению жизненных оценок. Вот озорное и веселое стихотворение
«Девчонка что надо!»:
По улице Горького — что за походка! —
Девчонка плывет, как под парусом лодка. Девчонка, рожденья военного года.
Рабочая косточка, дочка завода.
Прическа — что надо! И свитер — что надо!
С «крамольным» оттенком губная помада!
Со смены идет (не судите по виду) —
Ее никому не дадим мы в обиду!
Мы сами пижонками слыли когда-то,
А время пришло — уходили в солдаты!
Так фронтовое поколение подает руку тепереш¬нему, «младому, незнакомому». Такое ли оно незнакомое? Та же неуемная тревога в крови у этих девчонок и мальчишек, та же святая тревога, ко¬торая звала нас — всюду и везде — на передний край событий. И нынешние девочки, «рабочие косточки», — прямые преемницы девушек «Каховки» Светлова и «светлокосых солдат» Юлии Друниной.
Сергей Наровчатов
